Марина Зубарева: Книгу можно писать о моих предках

Родителям нашей землячки Марины Зубаревой всю жизнь перечеркнула одна-единственная запись в документах в графе «национальность». Оба они родились в семьях русских немцев, отец Александр Андреевич Шефе...

Родителям нашей землячки Марины Зубаревой всю жизнь перечеркнула одна-единственная запись в документах в графе «национальность». Оба они родились в семьях русских немцев, отец Александр Андреевич Шефер – в Поволжье, мама Анна Карловна, тоже по воле случая урожденная Шефер, – в Баку.

Их родители, жившие и работавшие в СССР, поддерживали Ленина, потом Сталина, но летом 1941 года в одночасье превратились во врагов, стали изгоями в родной стране. Стали изгоями и дети, которые в 1954 году дали подписку о неразглашении и 40 лет молчали о том, что произошло с ними, когда Советский Союз вступил в войну с Германией. До тех пор, пока в российском правительстве не подняли вопрос о реабилитации тех, кто в свое время подвергся репрессиям, в том числе и по национальному признаку.

Первыми словами Александра Шефера после официальной реабилитации были: «Господи, какую же мы жизнь прожили – книгу написать можно!» Теперь о тех событиях говорят в открытую, в стране даже есть официальный День памяти жертв политических репрессий, который отмечается 30 октября, но многое еще остается «за кадром».

В сибирской ссылке

 

- Я никогда не думала о том, что имею право на реабилитацию, что тоже была репрессирована, и это было заложено еще до моего рождения, - рассказывает Марина Александровна. – О том, что родителей сослали, мы, дети, слышали только вскользь. Между собой они на эту тему говорили, но в нашем присутствии старались ее не обсуждать.

Александру Шеферу было 15, когда семью родителей с шестью детьми выслали из Саратовской области. Один оказался в Казахстане, Саша – в Сибири, остальные попали на Урал. 15-летнему подростку пришлось лопатой разгружать вагоны с цементом. Никаких средств защиты не выдавали, здоровье высланных никого не волновало – случись что, на их место пришлют других.

Его отец во время войны потерял продовольственную карточку. Понимая, что с ним своим и без того скудным пайком начнут делиться родные, если расскажет об этом, молчал и вскоре умер от голода. В 12 лет осталась одна и Анна – отца отправили на Урал в трудовую армию, маму – на лесоповал в тайгу.

Бабушка дала девочке мешочек пшена, наказав варить в день по горсточке, но пшено было съедено в тот же день, всухомятку. Девочка оказалась в Сибири без теплой одежды и обуви. Помогли добрые люди - посоветовали вступить в колхоз. Маленькой работнице начислялись трудодни, за счет них она кормилась. До войны Аня успела окончить пять классов, на этом ее образование и завершилось. Ее старшая подруга вообще не смогла пережить того, что попала в число врагов советского народа, и покончила жизнь самоубийством.

 

- Это позорная страница в истории нашей страны, - считает моя собеседница. – Но в учебниках истории об этом не пишут. Может, конечно, отчасти и правильно было то, что немцев сослали. Я сейчас читаю «Моонзунд» Валентина Пикуля о Первой мировой войне. Так там приводятся примеры того, как на Балтике капитаны кораблей, немцы по национальности, в ответственную минуту переходили на сторону кайзеровской Германии. Но ведь в нашем случае можно было выслать людей и не унижать их, заставляя еженедельно ходить отмечаться, что они на месте.

Семейную жизнь начинали в землянке

 После ссылки Александр и Анна попали в один поселок недалеко от города Прокопьевска Кемеровской области – Ясную Поляну. Девушка работала на обогатительной фабрике, молодой человек – в шахте. Жили немецкие ссыльные в землянках, которые выкапывали чуть ли не вплотную друг к другу, и не встретиться будущие муж и жена просто не могли. В 1947 году 21-летний Александр и 18-летняя Анна расписались, через год родилась Марина, потом еще одна дочь и два сына.

Сначала все ютились в землянке родителей Анны – к тому времени семья воссоединилась. В поселке была улица из девяти домов, построенных пленными финнами. Их почти закончили, не хватало кое-чего по мелочи, после чего выяснилось, что поставили дома на болоте, и жить в них нельзя. Но мамин отец решил, что лучше жить в таком доме, чем в землянке. Столяр-плотник по профессии, он довел до ума крайний дом, и семья самовольно в него заселилась. Глядя на них, соседи заняли и остальные дома. Местная власть не возражала, потому что за пользование домами новоселы стали платить. Да и желающих жить в них больше не находилось.

Инна ПРОКОПЕНКО.
Фото Артёма КОРОЛЁВА.