— Буду у вас теперь жить! Свою квартиру я продала, деньги отдала дочке — нагло заявила свекровь, вваливаясь с чемоданом

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге, словно вихрь, возникла моя свекровь, Людмила Петровна

В руках она держала два огромных, явно неподъемных чемодана. Лицо её выражало нечто среднее между триумфом и ультиматумом.

– Буду у вас теперь жить! – безапелляционно заявила она, протискиваясь в узкий коридор. – Свою квартиру я продала, а деньги отдала дочке… нагло так, знаете ли, свалилась с этими словами, даже не спросив, рады ли мы её видеть.

Я остолбенела. Продала квартиру? Отдала деньги дочери? А мы-то тут при чем? Мы с мужем, Андреем, только-только выплатили ипотеку за эту скромную двушку, мечтали о ремонте, о поездке к морю, о тихих вечерах вдвоем. А теперь вот это…

– Людмила Петровна, вы серьезно? – запинаясь, пролепетала я, пытаясь переварить услышанное.

Она отмахнулась, словно от назойливой мухи.

– А что такого? Не на улице же мне ночевать! Дочка сказала, у нее и так места мало. А у вас вон, целая комната свободная! – и она, не дожидаясь приглашения, пошла осматривать наши владения.

Свободная комната… да, у нас была гостевая. Но гостевая не для постоянного проживания! Там стояла моя швейная машинка, мольберт мужа, коробки с книгами и наши мечты, которые теперь казались похороненными под грудой чужих чемоданов.

Первые дни были адом. Людмила Петровна оказалась воплощением стереотипа о злой свекрови. Она критиковала мою готовку, указывала на пыль (которой, к слову, почти не было), давала непрошенные советы по воспитанию наших (пока еще несуществующих) детей. Она постоянно звонила дочери, жалуясь на нас, на нашу неблагодарность и на то, что мы ее «не ценим».

Андрей, мой обычно спокойный и рассудительный муж, ходил как в воду опущенный. Он пытался поговорить с матерью, убедить её хотя бы немного смягчиться, но все было тщетно. Она лишь упрямо поджимала губы и повторяла: «Я вырастила сына, имею право на старость».

Я чувствовала, как наша любовь, наш маленький, уютный мир трещит по швам. Мы ссорились все чаще, раздражались по пустякам. Я чувствовала, как во мне зреет глухая обида на Андрея, на его неспособность решить эту проблему.

Однажды вечером, после особенно напряженного дня, я не выдержала. Захлопнув дверь ванной, я разрыдалась, как маленькая девочка. Я чувствовала себя загнанной в угол, лишенной права на собственную жизнь.

Когда я вышла, Андрей ждал меня в гостиной. В его глазах плескалась такая же боль и растерянность, что и в моих.

– Я знаю, как тебе тяжело, – тихо сказал он, обнимая меня. – Я поговорю с мамой еще раз. Я что-нибудь придумаю.

И он придумал. Не знаю, что именно он сказал матери, но на следующее утро она вдруг стала другой. Более тихой, более сдержанной. Она перестала критиковать и начала помогать. Она вымыла окна, перегладила все вещи, и даже попыталась научить меня готовить свой фирменный пирог.

Постепенно, мы начали привыкать к новому укладу жизни. Людмила Петровна оказалась не такой уж и плохой. У нее было много интересных историй из жизни, она умела поддержать в трудную минуту, и даже иногда проявляла заботу.

Конечно, наша жизнь уже никогда не станет прежней. Но, возможно, она станет даже лучше. Ведь, как говорится, все, что ни делается, все к лучшему. И кто знает, может быть, именно эта внезапная перемена в нашей жизни научит нас ценить друг друга еще больше. А может быть, когда-нибудь, Людмила Петровна, глядя на нас, поймет, что счастье не в деньгах, а в любви и взаимопонимании.

Читайте также:

• Не сорт, а огуречный мини-завод: другие кусты лишь начинают «завязываться», а эти «штампуют» урожай на 38-й день
• Забудьте про «Каскад» и «Боб»: названа новая модная стрижка на апрель - срезает с образа 8 лет
• Хитрые хозяйки всегда бросают перец в стиральную машину: вот зачем они это делают — результат ошеломит даже скептиков