Из тайги на нары. Правоохранители становятся жёстче по отношению к криминальному лесному бизнесу

Автор: Георгий КУЗНЕЦОВ

– …Это одна из высших форм организации, – объясняет Андрей Огибалов. – Группа имеет лидера, опытного организатора. Она обладает признаками устойчивости, сплочённости, технической оснащённости, чёткого распределения обязанностей с целью оптимизации временных, материальных и физических затрат на реализацию единой цели…

 Увы. Речь не о передовой производственной бригаде времён СССР и не о сегодняшнем прогрессивном предприятии малого бизнеса. Мы говорим об ОПГ, об организованных преступных группах, являющихся основой современного криминального лесного бизнеса, или, если попроще, о «чёрных» лесорубах. Мои собеседники – Андрей Геннадьевич Огибалов, прокурор Усть-Удинского района, и Иван Владимирович Климентьев, начальник дислоцированного в Усть-Уде отдела полиции межмуниципального отдела МВД России «Боханский».

– За прошедшие 10 месяцев в наших лесах было задержано и в соответствии со статьёй 91 УПК помещено под стражу 48 лиц, подозреваемых в незаконной вырубке леса, – рассказывает начальник Усть-Удинской полиции. – 33 человека из них впоследствии было арестовано… 

– Статья 91 Уголовно-процессуального кодекса регламентирует основания для задержания граждан по подозрению в совершении преступления, – поясняет прокурор. – Помещение подозреваемых лиц в изолятор временного содержания – ИВС, и в последующем перевод их в следственный изолятор с целью пресечения возможности продолжения совершения преступления. А также с целью привлечения к уголовной ответственности в разумный срок.

«Чёрные» лесорубы, застигнутые полицией или лесной охраной на месте преступления и до выяснения обстоятельств помещённые под стражу, – для Иркутской области (как, наверное, и для всей России) явление в юридической практике новое. За последний десяток лет мне доводилось принимать участие во многих рейдовых мероприятиях и лесной охраны, и лесной милиции, теперь – полиции. И всякий раз нарушители, доставленные в райотдел МВД с криминальных делян, после дачи показаний и проведения необходимых формальностей уезжали ночевать домой. 

Оставления подозреваемых под стражей случались и три, и пять, и семь лет назад. Но именно – случались. Это была не практика, а редкие исключения из практики. Очень редкие. Даже в масштабах всей области – не ежегодные. По итогам рейдов, в которых мне доводилось принимать участие, ни одного из задержанных, независимо от объёмов незаконно заготовленной древесины, не оставили ночевать в камере, хотя казённая фраза «группа лиц по предварительному сговору», указывающая на третью, самую строгую часть статьи 260-й УК РФ, звучала всегда. Понятно – лес в одиночку не заготавливают. 

Львиная доля от числа всех выявленных криминальных рубок на территории Иркутской области, как показывает статистика, подпадает под категорию тяжких преступлений. Это если судить по закону, по Уголовному кодексу РФ. Но в массовом общественном сознании такие преступления, по большому счёту, и преступлениями-то не считались. Правоприменительная практика приучила население не воспринимать такие преступления преступлениями. Нарушение закона – да. Это есть. Но мало ли что депутаты в законах напишут, а жизнь – она сама по себе. Местным населением зарабатывание денег незаконными рубками воспринималось (да и сейчас воспринимается) едва ли не заурядной шалостью деревенских мужиков. Умные люди говорят, что не бывает преступления без наказания. Но какое же это преступление, если фактическое наказание за него, независимо от количества вырубленного леса, повсеместно сводилось к тому, что судья, сделав строгий взгляд, погрозит «чёрному» лесорубу пальчиком и отпустит домой с миром. Не то чтобы совсем уж сразу. Вначале, подпустив металла в голос при зачитывании приговора, попытается для порядка испугать словами «к лишению свободы сроком на пять» или «на шесть», иногда даже «на семь лет»… Но потом произнесёт волшебное слово «условно» и отпустит. В худшем случае отберёт государство у нарушителя бензопилу, а трактора, лесовозы – всю «серьёзную» технику, которая реальных денег стоит – через некоторое время вернёт хозяевам, которых на месте преступления не было. 

Которые, как это часто случается, сами лес не рубят, а только нанимают мужиков и обеспечивают их всем необходимым для нелегальной заготовки древесины. Которые организуют лесные преступления. 

– Организованные преступные группы отличаются технической оснащённостью, наличием лидеров, руководителей ОПГ, которые сами на месте незаконной рубки, как правило, никаких действий не совершают, только организуют заготовку древесины, – объясняет Андрей Огибалов. – Они обеспечивают доставку в лес бригад с целью совершения преступления, предоставляют необходимые орудия преступления, создают все необходимые условия для совершения преступления. 

Если бы не часто звучащие определения «преступный», «преступное» и прочие производные от слова «преступление», то вместо лидера ОПГ, о роли которого говорит прокурор, можно легко представить передового и даже талантливого бригадира или мастера. 

– Они организуют бесперебойную работу техники топливом, а преступную группу снабжают продуктами питания, – приводит Андрей Геннадьевич «классические» обязанности лидера лесной ОПГ. – Решают вопросы, связанные с социально-бытовыми условиями. При необходимости обеспечивают проживание в полевых условиях и создают условия для благоприятного отдыха. Подбирают членов группы, исходя из их профессиональных навыков и умений, связанных с валкой деревьев и последующей трелёвкой, раскряжёвкой, сортировкой древесины, её погрузкой на специальную технику и вывозом с места преступления с целью последующего сбыта. В ходе расследования уголовных дел устанавливается ролевое участие каждого в совершении преступления с целью дачи правовой оценки действиям каждого из соучастников преступления.  

Андрей Геннадьевич говорит «как по писаному», вроде выдержку из специального учебника зачитывает. Да вот только не теория это, а широко распространённая в нашей области, давно существующая в реальности, но до последних лет уголовными делами почти не подтверждавшаяся практика. 

В прошлые годы «Восточно-Сибирская правда» не раз писала и о прилично обустроенных таборах «чёрных» лесорубов, рассчитанных на долгую работу в лесу, на что указывали, в частности, пустые бочки и канистры из-под ГСМ. Мне лично во время подобных рейдов с лесной охраной доводилось встречать на крупных криминальных делянах даже наскоро срубленные баньки и, более того, ленточные пилорамы, работающие от электрогенераторов. Организованная преступность была. О ней знали все – и население, и правоохранители, и суды, и политики. Но уголовными делами это не подтверждалось. Лишь последние пару, ну, может быть, тройку лет, с созданием в составе Управления экономической безопасности и противодействия коррупции ГУ МВД РФ по Иркутской области межрайонного отдела по выявлению правонарушений в лесопромышленном комплексе, ситуация стала постепенно меняться. В судах стали появляться не­многочисленные уголовные дела, в которых фигурировали уже не отдельные «чёрные» лесорубы, валившие лес якобы сами по себе и сами для себя и не только «группой лиц по предварительному сговору». В СМИ стали появляться сообщения о приговорах членам ОПГ, включая их организаторов, которые при совершении преступления бензопилы в собственные руки, как правило, не берут. Вместе с ними где-то как-то, по чуть-чуть к людям стала возвращаться поваленная правоохранительной и судебной практикой вера в закон. Может быть, этот процесс и набрал бы должную силу, но мягкие судебные приговоры за тяжкие преступления в судебной практике, увы, сохранились. Несколько преступников получили, правда, и реальные сроки заключения, но – единицы. Они вызвали большее удивление, чем условные сроки не только исполнителям преступлений, но и некоторым организаторам преступных групп, к которым население давно привыкло. Вся предыдущая (ещё с 90-х годов прошлого века) судебная практика рассмотрения таких дел сформировала в массовом сознании стойкое убеждение, что закон и жизнь – суть вещи разные. Что за тяжкое, следствием и судом доказанное, за безусловное преступление запросто может быть назначено условное наказание. 

Но вот в конце прошлого лета вновь стали заметны изменения в правоприменительной практике по отношению к криминальному лес­ному бизнесу. На мой взгляд – в правильную сторону. В конце лета знакомый лесник, разговаривая со мной по телефону, между делом, как об интересном факте, сообщил, что самовольных порубщиков, задержанных лесными инспекторами во время рейда, полиция, к его немалому удивлению, не отпустила ночевать домой, как делала обычно, а «предложила нары». Потом кто-то ещё удивился похожему случаю. И ещё. Нынче работники некоторых территориальных отделов Агентства лесного хозяйства, лесничеств говорили о подобном ещё не то чтобы совсем обыденно, но уже без заметного удивления. И на мои прямые вопросы отвечали утвердительно: «Да. Полиция работает результативнее и жёстче, чем раньше. Да. Полиция повернулась лицом к лесу. Теперь задержанными у пня не ограничиваются, пытаются организаторов найти!» Некоторые даже сочувствовали – людей у них маловато. Помогаем, как можем. 

– Как уже сказал вам Иван Владимирович, у нас действительно за 10 месяцев нынешнего года направлено в суд 10 уголовных дел по 12 преступлениям, совершённым организованными преступными группами в сфере незаконной заготовки древесины, – возвращается к началу нашего разговора Андрей Огибалов. – К уголовной ответственности привлечено 30 лиц. В прошлом году за 10 первых месяцев у нас в суд было направлено… – Андрей Геннадь­евич делает паузу, отыскивая взглядом нужную цифру в лежащей перед ним справке. – Э-э… Нет. В прошлом году таких дел, с признаками организованных преступных групп, в суд не направлялось. 

После полного спокойствия и внешнего отсутствия организованной лесной преступности сразу десять разоблачённых и преданных суду организованных преступных групп на территории одного только административного района Иркутской области – это вообще-то похоже на взрыв. Меня так и подмывает спросить прокурора: что произошло? Но не спрашиваю, чтобы не ставить его в неловкое положение. Знаю, что он назначен прокурором этого района как раз в конце прошлого лета. Сопоставив время, не исключаю, что его приход на эту должность и мог стать катализатором «взрыва», который, может быть, положит начало возвращению веры в закон и неотвратимость наказания за его нарушения. Не станет же прокурор подтверждать мои догадки. Но рвущийся из меня вопрос, похоже, почувствовал Иван Климентьев. 

– Это благодаря чёткому взаимодействию правоохранительных и надзорных систем, – отвечает. – Благодаря согласованным действиям нашего отдела полиции, следственных органов, прокуратуры района и территориального отдела лесного хозяйства нам удалось добиться сокращения сроков проведения проверочных мероприятий и оперативного возбуждения уголовных дел по факту установления самого события преступления.

Начальник отдела полиции объясняет, что главным поводом для возбуждения уголовного дела является наличие и размер ущерба: «Нет ущерба, значит, нет и состава преступления». А в этом вопросе без лесничества – никуда.

– Когда мы доставляем в отдел полиции человека или группу лиц, нам нужен размер ущерба, чтобы понимать, было ли совершено преступление, – разъясняет юридические формальности Иван Владимирович. – Лесничество идёт нам навстречу. Реагирует быстро. Независимо от времени суток размер ущерба в большинстве случаев предоставляется нам в течение получаса-часа. Приведу простой пример. Иркутские сотрудники межрайонного отдела полиции по выявлению правонарушений в лесопромышленном комплексе были приятно удивлены общей оперативностью разных ведомств, когда во время одной из командировок задержали на нашей территории бригаду «чёрных» лесорубов. Доставили их к нам в отдел, а здесь, благодаря хорошим контактам с лесничеством, уже было возбуждено уголовное дело. И можно было немедленно проводить процессуальные действия. Для оперативного и полного раскрытия преступления это очень важно. 

– А помещение подозреваемых под стражу, вместо того чтобы, как раньше, немедленно отпустить их под подписку о невыезде, как-то сказывается на эффективности борьбы с криминальным лесным бизнесом? – спрашиваю собеседников. 

– Несомненно! – уверенно отвечает прокурор. – За 10 месяцев, напомню, у нас задержано по подозрению в совершении преступления путём изоляции 48 человек. Из них арестовано 33 человека. Судом поддержаны наши ходатайства об их заключении под стражу, и они на время предварительного расследования и разбирательства дела по существу переведены в следственный изолятор. 

– Это как-то отрезвляет тех, кто ещё не взял бензопилу в руки, но серьёзно об этом подумывает? Людей? Других «чёрных» лесорубов это как-то отрезвляет?

– Безусловно! Процесс изоляции не позволяет подозреваемым согласовать свои действия со свидетелями и как-то на них воздействовать. И конечно же, отрезвляет ум. Слухи о заключении под стражу молва народная быстро распространяет. Многие начинают понимать, что преступление-то это, оказывается, настоящее. И ещё это существенным образом влияет и на осознание подозреваемым необходимости сотрудничества со следствием и возмещения нанесённого ущерба, поскольку эти обстоятельства являются существенно значимыми при определении судом вида и размера наказания. 

Андрей Геннадьевич рассказывает, что практика избрания меры пресечения в виде заключения подозреваемых под стражу на территории Усть-Удинского района формируется с августа прошлого года, но в настоящее время она уже устоялась и поддержана областным судом. 

– Практически все заключения под стражу обжалуются адвокатами подозреваемых в областном суде. Но все решения суда Усть-Удинского района признаны вышестоящим судом законными и обоснованными. Ни одно из них не отменено. 

Этот факт, по наблюдению Ивана Климентьева и Андрея Огибалова, меняет мировоззрение не только многих нарушителей лесного законодательства, но и тех, кто преступления ещё не совершил, а только подумывал о возможности криминального заработка. 

– Банальный пример, – с улыбкой говорит прокурор. – Мы сейчас получаем оперативную информацию, что многие бригады «чёрных» лесорубов уже ушли или сейчас уходят с территории нашего района в другие места, поскольку у них есть твёрдая убеждённость, что при задержании на месте преступления в Усть-Удинском районе они наверняка окажутся в следственном изоляторе. 

«Это для начала, – подумалось мне. – А потом – как решит суд. Часть 3 статьи 260 УК РФ – она же до семи лет лишения свободы предусматривает. Вот только закон и жизнь, увы, слишком часто бывают вещами разными, друг с другом не очень связанными. Даже высшие лица страны признают, что строгость российских законов часто компенсируется необязательностью его исполнения. Поэтому «чёрные» лесорубы, основываясь на судебной практике, в строгость УК РФ не очень верят. Хочется верить – пока».