27 лет назад весь Советский Союз потрясла авария, случившаяся на Чернобыльской атомной электростанции. За это время выросло поколение, для которого эта катастрофа стала историей, описанной в книгах, показанной в кинофильмах.
Но до сих пор не прекращаются споры о том, были ли ликвидаторы последствий того страшного взрыва героями по неведению или осознанно рисковали своим здоровьем и жизнью. В общей сложности в ликвидации последствий Чернобыльской аварии приняли участие около 600 тысяч человек. Но основной удар приняли на себя несколько сотен человек, которые столкнулись с ее последствиями в первые часы и дни. Это непосредственно сотрудники ЧАЭС, медицинские работники, пожарные.
Оказавшись в экстремальной ситуации, эти люди вряд ли могли сразу оценить масштабы случившегося и точно знать, какую дозу облучения могут получить. Впрочем, и те, кто приезжал сюда в течение нескольких последующих лет, тоже далеко не всегда обладали достаточной информацией о том, что их ждет. Хотя даже если бы и знали, это вряд ли бы что-то изменило – права выбора стать или не стать ликвидатором у них просто не было.
На сборы - в Чернобыль
Среди жителей Усолья и Усольского района немало людей, которые в разные годы побывали в той самой 30-километровой зоне вокруг Чернобыльской АЭС. Это были специалисты, командированные для проведения работ на аварийном блоке и вокруг него, военнослужащие из числа призывников и резервистов. Ликвидаторы, набравшие максимально допустимую дозу радиации, уезжали, а на их место приезжали другие.
Только в 1986-1987 годах в устранении последствий катастрофы приняли участие около 240 тысяч человек. Среди них житель нашего города Владимир Трефилов, в календаре памятных дат которого есть и 26 апреля – День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах. По неофициальной информации негосударственных объединений и организаций, 60 тысяч ликвидаторов уже нет в живых, еще 200 тысяч стали инвалидами.
В.Трефилов в середине 80-х годов прошлого века жил в столице Коми АССР, в городе Сыктывкаре, работал на базе грузчиком.
- В конце июля - начале августа 87-го года меня вызвали к директору, - вспоминает усольчанин. – Он мне говорит: «Привезли повестку, тебе надо срочно ехать в военкомат». Я заскочил домой за документами – и в военкомат. Собрали с города 15 человек, сказали, что завтра проходим медкомиссию, а потом нас отвезут в республиканский сборный пункт в Княжпогост. Там со всей республики набралось 100 человек, и нас отправили в Челябинскую область, город Златоуст, где мы пробыли 40 дней – обслуживали технику, ходили в наряды.
О том, что предстоит «партизанам», они узнали случайно во время прохождения комиссии. На все вопросы офицеры лаконично отвечали, что резервистов везут на сборы. И только женщина-врач как-то обронила: «Мужики, а вы знаете, что вас в Чернобыль отправляют?» И поделилась, как «отмазала» от этой поездки мужа, поставив его на учет к наркологу. Даже предложила помочь и другим, однако желающих не нашлось. Впоследствии, уже по возвращении домой, стало известно, что эта уловка вышла боком семейной паре – жену уволили с работы, а мужа на два года отправили в ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий, на принудительное лечение от алкоголизма.
На фоне радиации
Из Златоуста мобилизованных через Украину отправили в Белоруссию. Полк разместили в 30-километровой зоне в Брагинском районе, в лесу у деревни Сувиды. Из 55 проведенных там дней на атомной электростанции Владимир работал только десять. Все остальное время, как на обычных сборах, дежурил на КПП, работал в автопарке, стоял дневальным в палатке – жили в палатках с двухъярусными кроватями, а отапливались с помощью печей-буржуек. Каждая поездка на ЧАЭС сопровождалась особым «ритуалом».
- После построения под звуки оркестра проходили к машинам, - рассказывает ликвидатор. – Нас довозили до железнодорожного моста и высаживали. Мост переходили пешком, затем снова на машине ехали до станции. Там переодевались в костюмы с пропиткой, на голову – шлем, на лицо – марлевую повязку, чтобы не дышать пылью, ее меняли по мере намокания. Работали только до обеда. Чистили территорию, колодцы. Убирали мусор, обкладывали трубы мягкими, тонкими свинцовыми листами – бегом, за определенное время, туда и обратно. Зачем мы это делали, до сих пор не понимаю – к следующему приезду на станцию эти листы рассыпались в труху, и мы таскали к трубам новые листы. После работы все снимали с себя – и в душ. На выходе из него – рамка, если «звенишь», снова идешь в душ и моешься под большим напором воды.
«Прозвенел» дважды – тебя забирают и увозят проверять. У меня пару раз было, что приходилось возвращаться в душ, но потом все нормально было, рамка больше не звенела. После душа переодевались в чистое и шли обедать в столовую, а потом возвращались в часть. У нас в полку было много новой техники – автокраны, бульдозеры, тракторы, каждую машину обслуживали два человека. Я работал на кране. Мы выезжали в деревни – перекрывали крыши, меняли заборы, если у кого-то они «фонили».
Животные-мутанты и… «ничего страшного!»
Еще перед поездкой на АЭС всех ликвидаторов предупредили, что на станции никуда ходить нельзя – можно легко заблудиться.
Но ЧП избежать не удалось. Военнослужащий из другой роты все-таки потерялся, и нашли его только на следующий день – в реакторном зале, без сознания, с носовым кровотечением. Ответ на вопрос, зачем остался, вызвал недоумение у сослуживцев – оказалось, просто захотел поспать. Пострадавшего сразу же увезли в специальный изолятор для схвативших слишком большую дозу радиации, и больше его никто не видел. Правда, ходили слухи о том, что вскоре его отправили домой, и к этому времени из крепкого, здорового мужика он превратился в худого, как палка, доходягу.
Действовало и еще одно предупреждение – ничего не есть и не пить у местного населения. В полк продукты привозили, и военнослужащие делились своими запасами с местными – хлебом, чаем, сахаром, сигаретами – с разрешения начальника части. Те, в свою очередь, тоже не оставались в долгу и угощали солдат, которые смотрели на запрет сквозь пальцы.
Метров через 500 дальше 30-километровой зоны местность уже не считалась опасной, хотя все понимали, что это не так. Тем не менее, здесь, как и прежде, жили люди. Некоторые, конечно, уезжали, и было жаль смотреть на добротные, но пустующие дома. А сколько техники стояло на территории могильника за колючей проволокой, в том числе и легковых авто! Возле леса, где стоял полк, В.Трефилов впервые в жизни увидел чернобыльских кроликов, которые жили в норах и были без лап, без ушей, без шерсти – зрелище то еще.
Прибилась к роте и местная собака, у которой одна сторона туловища полностью облысела, и в холода бедное животное жалось к печке. Солдаты жалели ее, но старались гладить только по «шерстяному» боку. Досталось и ее потомству – наряду с внешне здоровыми щенками рождались и больные, не имеющие то лапы, то хвоста, то глаз.
На АЭС Владимир побывал в общей сложности десять раз – больше нельзя было. С собой ликвидаторам давали «карандаши» - индивидуальные дозиметры, по возвращении со станции их собирали и смотрели показания. У сотрудников станции имелось японское оборудование, на котором сравнивали показания «карандашей» - как правило, они совпадали.
Вернувшись домой, В.Трефилов вышел на работу, а недели через три директор получил из военкомата благодарственное письмо с информацией о том, что работник базы участвовал в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Организовали собрание, а «виновника торжества» наградили часами и приемником, после чего отправили по горящей путевке в одесский Дом отдыха. Года полтора медики проверяли его каждые три месяца, на неделю клали в больницу, обследовали, ставили системы.
А потом сказали: «Будут проблемы со здоровьем – придете». Даже тогда отношение к ликвидаторам со стороны врачей было разное. Находились и те, которые считали: «Да что тут страшного! Вы уже через год после аварии в Чернобыле были, так что вам ничего не грозит, а вот те, кто сразу там оказался, уже умерли давно!»
Трое в одной… комнате
В последующие годы ликвидатор побывал во многих уголках страны – в Москве, Питере, Амурской области и в конце концов оказался в Иркутске. Коллега по работе, усольчанин, в 1992 году познакомил его с будущей женой Еленой, она тогда работала на Химпроме, на производстве эпихлоргидрина. Владимир переехал к Елене, но работать продолжал в областном центре.
- Усолье мне понравилось – я вообще не люблю больших городов, а здесь в то время было чисто, красиво, много зелени, - рассказывает мой собеседник. – Это в последние годы стало грязно, деревья вырубают. А ветки как обрезают – не только у тополей, но и у берез, а они ведь засохнут после этого!
Два года спустя в семье появилась дочь Наташа – в этом году девушка оканчивает школу № 5. Дочка так и осталась единственным и поздним ребенком, хотя семьи родителей – многодетные, у Владимира два брата и две сестры, у Елены – две сестры. Впрочем, в середине 90-х, когда месяцами не платили зарплату, многие знакомые удивлялись тому, что они вообще решились родить ребенка.
В.Трефилов ушел на пенсию в 50 лет, но продолжает работать. 20 лет семья живет в однокомнатной квартире и живет надеждой получить наконец-то нормальное жилье, где у каждого появится свой уголок – российское правительство пообещало до 2015 года обеспечить квартирами всех ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Летом супруги любят ходить по грибы – за железной дорогой у них есть свое местечко, куда достаточно за сезон прогуляться раза три, и всю зиму можно лакомиться солеными и маринованными дарами леса.
Праздники Трефиловы отмечают в узком семейном кругу вместе с мамой Елены – живут недалеко друг от друга, поэтому имеют возможность чаще видеться. О чернобыльских «сборах» 25-летней давности усольчанину напоминают памятный знак, выпущенный к 25-летию со дня аварии на ЧАЭС и полученный с опозданием на год, да периодическая ломота в костях.
- Я ничего не хотел бы менять в своей жизни, - подытоживает наш разговор В.Трефилов. – Главное, чтобы в стране были стабильность и спокойствие, у людей – уверенность в том, что завтра их не ждут никакие потрясения.
Инна ПРОКОПЕНКО.
Фото автора и из семейного архива Трефиловых.
